- Категория:
- Автор:Ведомости
- Рейтинг:0.0/0
Еще два года назад омский «Мостовик» мог бы называться крупнейшей строительной организацией страны. Созданное в начале 80-х как студенческое конструкторское бюро, со временем оно стало одним из основных подрядчиков на самых важных государственных стройках: АТЭС-2012 во Владивостоке и Олимпиаде-2014 в Сочи. В активе «Мостовика» – сотни реализованных инфраструктурных объектов. Но после завершения Олимпиады компания за считанные месяцы стала банкротом, а ее основатель Олег Шишов оказался за решеткой.
В конце октября 2015 года Генпрокуратура РФ утвердила обвинительное заключение в отношении Шишова, дело по статье «Пособничество в растрате» направлено в Куйбышевский районный суд Омска. Как считает следствие, Шишов способствовал директору ФГУП «Дирекция по строительству в ДФО» Андрею Поплавскому в растрате денежных средств, выделенных на строительство Приморского океанариума. Ущерб оценивается в сумму около 1 млрд руб. Вину в совершении преступления Шишов признал полностью. До 13 ноября он будет этапирован в Омск, сейчас находится в «Матросской Тишине». На вопросы «Ведомостей» Шишов ответил письменно: «Конечно, был бы правильнее живой диалог, обсуждение, тогда и последующие вопросы логично вытекали бы из сути ответов. В нашем диалоге есть своя «тюремная» специфика».
– Как вы создавали компанию «Мостовик»?
– Почти все компании России создавались для извлечения максимальной прибыли, и в дальнейшем компания развивается, следуя своим историческим путем. У «Мостовика» другая история появления и развития. «Мостовик» появился в 1983 г. как студенческое конструкторское бюро и студенческий стройотряд по проектированию и строительству мостов студентами на кафедре «Мосты» Сибирской государственной автомобильно-дорожной академии (СибАДИ). Это было мое предложение. Главным в этом рискованном деле было привлечение наиболее способных студентов к реальному проектированию и строительству сложных объектов – мостов. Будущие инженеры-мостовики в рамках учебного процесса перерисовывали не абстрактные картинки, а изучали, рассчитывали и конструировали то, что они же своими руками будут строить. Отношение к такому обучению было очень заинтересованным, и оно было дано только сильным. Всем этим делом руководил я лично, имея уже тогда, несмотря на молодость, большой опыт проектирования мостов, так как был автором программного обеспечения для ЭВМ по проектированию мостов, которое использовали ведущие проектные институты СССР. Я как преподаватель, а затем как завкафедрой «Мосты» совмещал в «Мостовике» научные и производственные вопросы, обучая наиболее одаренных студентов и формируя из самых сильных основу компании. За 1983–1989 гг. «Мостовик» запроектировал и построил около двух десятков интересных мостов. А с 1989 г. «Мостовик» уже работал как юридическое лицо, основной стратегией которого была подготовка высококвалифицированных специалистов и внедрение самых передовых в мире технологий.
– Кто были ваши первые партнеры? Какой вклад каждый из них внес в общий бизнес? Какова изначально была ваша роль в бизнесе? Кто из партнеров оставался с вами до банкротства компании?
– Основным учредителем всегда был я. Но я хотел, чтобы активно в управлении принимали участие наиболее способные и готовые к этому люди. Всегда этими партнерами были мои (бывшие) ученики – Сергей Ксенженко, Юрий Грачев, Николай Бондаренко, Валерий Кивлюк, Михаил Федяев, Юрий Петрище, Игорь Стрельников, Евгений Филимонов. Они же были на протяжении всего времени соучредителями и руководителями. Они сохранили свое участие в компании.
– Когда вы создавали компанию, думали ли, что она станет одной из крупнейших строительных компаний страны?
– Первые студенческие мосты были небольшие, но все со своей изюминкой. Это были мосты в труднодоступных районах, но важных для развития Омской области. В дальнейшем «Мостовик» интересовали наиболее сложные, уникальные инфраструктурные проекты, которые нужно было и проектировать и строить. Это позволяло почти без конкуренции браться за выполнение интересной работы, так как большинство бывших советских предприятий, даже очень крупных специализированных, за такую работу не брались – у них вообще не было исследовательской и проектной функции. И это постоянно развивало «Мостовик».
– Какой была тактика и стратегия в период становления и дальнейшего развития компании?
– Мы особо не выбирали – с учетом нашей способности и проектировать, и изготавливать очень сложные конструкции, и строить уникальные объекты. Работа сама находила нас, и не только в России. Принятие решения – браться или нет – в основном было в узком кругу тех специалистов, кого это касалось, но я всегда принимал решающее участие.
– Какой у вас был стиль управления, не могли бы вы описать его? Вы были жестким руководителем? Прислушивались ли к мнению коллег? По каким принципам подбирали персонал? За что могли уволить человека? Часто ли это приходилось делать?
– Я был не жестким руководителем, и это, как оказалось в конце «мостовиковской» истории, плохо. А к мнению своих коллег-учеников, конечно, всегда прислушивался и не боялся признавать, если я ошибался, сказать: извините, я был не прав. А людей мы увольняли часто. В самом начале своей истории было много «нельзя»: употреблять спиртные напитки на работе или злоупотреблять вне работы, воровать, обманывать компанию «Мостовик». Но и лично я «хмурился» на тех, кто даже на строительной площадке выражался матом и курил.
– Помогали ли вам при становлении компании местные чиновники? Если нет, то как вам удалось создать успешный бизнес? В России традиционно считается, что без связей во властных структурах бизнеса не построишь. Согласны ли с этим мнением?
– С мнением, что в России без административного ресурса, а в переводе с русского на русский – «крыши», и коррупции крупный бизнес не может существовать, абсолютно согласен. Но мы начинали свою деятельность и развивали ее в другие времена, повторюсь, занимаясь уникальными, сложными, в критичных или опасных условиях, без проектов и представления в сознании большинства, как вообще это можно делать. А закончили печально тоже по той же причине – потому что не имели. А особой помощи нам не оказывали. Важно, что не мешали. Пока у чиновников не было намерений нас уничтожить, мы развивались, честно платили налоги и выполняли то, что другие не могли, решая очень многие важные задачи.
– Когда начали зарабатывать по-настоящему большие деньги? Помните, на что их потратили? На что в принципе тратили деньги? Ваши коллеги рассказывали, что вы вели скромный образ жизни и чуть ли не в одном костюме ходили. Правда ли это? Есть ли у вас зарубежные активы?
– Начали зарабатывать крупные, большие деньги еще в первой половине 80-х. И меня за «частное предпринимательство в особо крупных» даже арестовывали в 1984 г., но уголовное дело прекратили «в связи с отсутствием состава преступления». А позже дали премию Ленинского комсомола. Тогда следственные органы способны были поставить себе вопрос: а виновен ли он? Сейчас – нет: попал в их руки, и доказать невиновность уже твоя забота, а «следакам» нужно доказать только твою виновность, используя всю государственную мощь. Но я отвлекся, все зарабатываемые деньги мы все это время – 31 год – вкладывали в развитие «Мостовика», в новые технологии – вложили более 15 млрд руб. А зарубежных активов ни у меня лично, ни у «Мостовика» нет. Хотя для «Мостовика» мы вынашивали много таких перспективных и больших планов.
А лично о себе... Спрятанных активов, ресурсов и т. д. точно нет ни за рубежом, ни в России. Я предлагал следствию, если у них есть сомнение, применить ко мне «сыворотку правды», несмотря на тяжелые последствия для здоровья.
– Получается, что все эти годы вы как акционер ничего не заработали и жили на зарплату? Каким был ее размер?
– Размер зарплаты составлял 350 000 руб., и я несколько раз получал дивиденды – от 10 млн до 70 млн руб. Но эти средства в основном были вложены в НПО «Мостовик».
– Куда вкладывали вырученные деньги? Какая покупка была самой дорогой? Правда ли, что, когда начали строить во Владивостоке, вы купили частный самолет? Если да, то для каких целей?
– Самые крупные вложения «Мостовик» делал в своих работников и технологии, в наши заводы, производства и технологии проектирования. Например, мы запроектировали и построили в чистом поле уникальный завод металлоконструкций в Омске (ЗМК). Он на десятилетия обогнал передовые производства в мире. Под одной крышей площадью 40 000 кв. м реализована бескондукторная технология изготовления крупногабаритных конструкций и изделий из металла с машиностроительной точностью. Достаточно сказать, что все основные технологические процессы управляются компьютерами высокого уровня. Управление всем производством осуществляется в электронном виде в единой с проектировщиками компьютерной сети. Операционные задания формируются из 3D-моделей в автоматизированном режиме с учетом всех технологических деформаций. Многие специалисты из Японии, Южной Кореи, Германии и других промышленно развитых стран с удивлением изучали наш опыт, а в Китае лишь в 2014 г. открыли и презентовали всему миру аналог омского ЗМК, построенного в 2002 г., как одно из важнейших достижений китайского машиностроения. Сейчас наш ЗМК способен производить 50 000 т металлоконструкций в год и вызывает нескрываемый алчный интерес известных в России олигархических структур. А когда начали строить мост на остров Русский, то приобрели необходимую строительную технику и оборудование, в том числе по дешевке старенький самолет Hawker700, что давало нам возможность быстро перемещаться из Омска в Сочи и Владивосток, а потом мы его успешно продали.
– Как вы стали подрядчиком моста на остров Русский? Чем запомнилась эта стройка? В каких условиях пришлось работать? Почему убытки составили 3 млрд руб.? Какая часть этих убытков пришлась именно на «Мостовик»?
– Строительство этого моста-гиганта было связано с проведением саммита АТЭС 2012 г. во Владивостоке, на острове Русский. Решение о месте проведения было принято руководителем страны Владимиром Путиным, что определяло перспективное развитие Приморья и укрепляло наши позиции на Дальнем Востоке. В СССР и России никто такие мосты не строил, а строительство подобных мостов в мире (Япония, Китай, Гонконг) требовало от двух до восьми лет на исследования и проектирование. Строительство этих объектов – на грани человеческих возможностей (по определению ученых Южной Кореи) – требовало 5–8 лет. Итого – 7–16 лет. «Мостовик» выиграл конкурс на проект, который нужно было выполнить за один год с экспертизой, и мы справились за восемь месяцев, поразив понимающий ученый мир смелостью решений. Лучшие специалисты мира из Франции и Дании по моей личной инициативе и за деньги «Мостовика» делали только контрольные расчеты более шести месяцев. Длина моста – всего 3,1 км, но средний пролет через глубокий пролив – 1104 м, а высота пилонов – 324 м, паруса вант в расцветке и внешне отражают российский флаг. Мы построили этот гигантский мост в тяжелейших природных условиях частых штормов и тайфунов с порывами ветра до 52 м/с, морозов до минус 31 градуса, тропических ливней и продолжительных туманов. Всем – проектированием и строительством этого моста – мне пришлось руководить лично, в том числе и самому принимать все ответственные и порой опасные решения. Я неоднократно и в начале, и во время строительства докладывал руководителю страны и гарантировал строительство этого самого важного объекта для саммита надежно и в срок. И мы не подвели.
Интересно, что в ответ на представленные документы на награждение по итогам строительства этого важнейшего для России моста Минтранс РФ дал ответ – «не заслуживает». Но чиновников, бывших на мосту во время строительства 2–3 раза по несколько минут, наградили орденами. А Шишова в тюрьму для особо опасных. Хорошо, что не ослепили, как зодчих Барму и Постника, построивших собор Василия Блаженного. Убытки по этому объекту – в целом на обе компании (УСК «Мост» – генподрядчик) примерно поровну – действительно составили примерно 3 млрд руб. по двум основным причинам. Во-первых, российские расценки не учитывают выполнение работ на такой высоте и с такой точностью. Нужно было или расценки разрабатывать, или строить. И во-вторых, ошибочно был принят заказчиком и экспертизой сильно заниженный размер непредвиденных затрат, да и то, что было заложено в проект, заказчик побоялся отдать.
– Какую сумму вы как исполнитель получили за этот объект? И какой была формальная причина отказа?
– «Мостовик» получил за этот объект порядка 14 млрд руб., если не ошибаюсь. Заказчиком выступала специально созданная дирекция «Росавтодора». Формальная причина отказа платить – несовершенная система ценообразования, локально на этом объекте – желание заказчика продемонстрировать экономию на объекте.
– Когда вы приняли решение строить в Сочи? Чем руководствовались при этом? Каковы были ваши ожидания – что в итоге должна была вам дать в финансовом плане и проч. реализация сочинских проектов?
– Участие «Мостовика» в Сочи началось в 2008 г. после подачи скромной заявки на конкурс по проектированию и строительству Большой ледовой арены (БЛА). «Олимпстрой» признал нас победителем. При подаче заявки в существовавшей тогда нормативной базе стоимости работ в Сочи мы рассчитывали на прибыль в 3–5%. Но и проект пришлось сильно менять, и государство искусственно – нормативно – снизило стоимость работ, а реально стоимость и работ, и материалов сильно выросла. Все это привело к колоссальным убыткам «Мостовика» и других подрядчиков Сочи.
– Помните, насколько снизилась контрактная цена и сколько вы потратили?
– По каждому конкретному объекту здесь, в сизо, я затрудняюсь ответить. Объектов было много и некоторые даже с небольшой прибылью, но в целом в результате принятых государством оценок стоимости работ «Мостовик» понес убытков около 15,4 млрд руб. Это разница между фактически произведенными обоснованными затратами для выполнения этих работ и оплаченной нам суммой.
– Как так получилось, что вы взяли самое большое количество объектов? С кем из федеральных чиновников советовались?
– Город Сочи абсолютно не был готов к столь грандиозному событию, как проведение зимней Олимпиады. Транспортная и коммунальная инфраструктура была плохо развита или отсутствовала, а нужных спортивных сооружений не было вообще. Конкуренты Сочи из Южной Кореи и Австрии имели уже практически все, но МОК поверил России, лично президенту Путину, и начался плохо организованный аврал. Все заказчики нуждались в квалифицированных подрядчиках, способных выполнить работы в условиях отсутствия проработанных проектов. Формально они были, что позволяло проводить конкурсы, но большинство наиболее значимых проектов были кардинально переработаны и получили повторные заключения. Подрядчики должны были выполнять работы и параллельно проектировать! Мало кто был способен на это. «Мостовик» часто до Сочи работал в таких условиях, и, проявляя свою квалификацию и патриотизм, мы втянулись в олимпийские проекты по самые уши. Это нас и погубило. Никто из чиновников нас не поддерживал. Нас погубила наша инициатива и безотказность, то, что мы брались за самые «дохлые» проекты. Всего «Мостовик» выполнил несколько десятков сложнейших проектов на общую сумму более 70 млрд руб.
«Мостовик» запроектировал и построил десятки мостов, дорог и развязок на совмещенной дороге в Красную Поляну и в городе, уникальный вокзальный комплекс «Адлер», «Альпика-сервис», Олимпийский парк, ледовый дворец «Большой», центр санного спорта «Санки», всю сеть автомобильных дорог и инженерных сетей Олимпийского парка (далее – совмещенный лот), гостиницу «BridgeResort 4*» на 700 мест, много других объектов. Все объекты выставлялись на торги. Но в них мало кто принимал участие – как правило, один или два участника, и то их уговаривали участвовать заказчики. На объектах РЖД мы были субподрядчиками.
– Вы понимали, что идете на большой риск? Гарантировал ли кто-то из чиновников, что при превышении стоимости компании компенсируют разницу?
– Проекты для проведения торгов были очень низкого качества. Как эпидемия какая-то, но для меня объяснимо: на начальном этапе олимпийской стройки, которую заранее не готовили, проекты делали быстро всего несколько малоизвестных компаний. Для большинства проектов была характерна плохая (мягко сказано) геологическая изученность. Мы это понимали, и по большинству проектов нам удавалось записать, что стоимость предварительная и может быть изменена после детальной проработки и повторной экспертизы. В этих условиях мы, конечно, сильно рисковали, но выходить из наших важных проектов было нельзя, так как неминуемо был бы срыв Олимпиады. Например, без санно-бобслейной трассы (СБТ) зимняя Олимпиада не проводится. Но и кроме СБТ на нас висело очень много. Чиновники требовали исполнения работ в срок, делая во всем виновными подрядчиков и используя вместо помощи методы запугивания. Но кроме плохих проектов, выставленных на торги, была губительная по отношению к подрядчикам государственная политика утверждения сильно заниженных индексов стоимости строительных работ в Сочи. К концу стройки в 2013 г. индексы выросли до их значений в начале 2008 г., а реальные стоимости работ и материалов, естественно, росли. Конечно, нам постоянно говорили: пройдите экспертизу, выработайте – сделайте, не подведите, и мы рассчитаемся. И мы рассчитывали на это. Действительно, зачем государству разорять тех, кто без выходных, сутками, вложив все, что имел, включая личное, выполнял порой очень сложные и опасные работы и откликался на все просьбы «о спасении Родины».
– Правда ли, что сначала СБТ стоила 3 млрд руб., а вы потом пытались согласовать стоимость в 12 млрд руб.? Если нет, то приведите, пожалуйста, правильные цифры.
– СБТ – самый сложный и ответственный объект олимпийской программы. Минрегионразвития назвало его «расстрельным». Это не просто технически сложный объект, но единственный взрывоопасный – в случае такого форс-мажора последовало бы отравление всего живого на большой площади, так как для охлаждения этого лотка в 2013 м с перепадом высоты в 132 м используется 72 т чистого аммиака. Главной трудностью была высокая оползневая опасность выбранного и утвержденного без изысканий места ее расположения. И очень сложный склон в связи с этим для производства работ. Малейший, на несколько миллиметров, сдвиг оползня мог вызвать чудовищную трагедию мирового масштаба. Но «Мостовик» выполнил эту опасную работу, не допустив, как саперы, ни одной ошибочки, в срок. Основные затраты, конечно, были в сооружении противооползневых очень мощных, глубиной до 42 м, буровых стен. Совсем рядом на трамплинах при стоимости трамплинов в 120–140 млн руб. потратили более 8 млрд руб. на противооползневую защиту, и все равно произошли очень большие оползни. СБТ не могла стоить 3 млрд руб. В Европе последние построенные трассы (Турин) стоят примерно 100–120 млн евро без противооползневой защиты, транспортной инфраструктуры и без такой, как у нас, выразительной архитектуры. К нашему великому разочарованию, государство не стало компенсировать объективно наши затраты. Наша СБТ – первая и единственная в России предназначенная для проведения соревнований для мужчин и женщин по бобслею, санкам и скелетону в строгом соответствии с международными требованиями. Но самое главное – мы исправили ошибки в геометрии трассы, выданной нам иностранными спецами, и обеспечили рядом мер безопасность спортсменов, что было отмечено как выдающееся достижение. На СБТ нам компенсировали только 6,7 млрд руб., и наши убытки составили более 6 млрд руб.
– То есть вы предоставили заказчику документы, подтверждающие дополнительные затраты? С какой формулировкой вам отказали?
– Заказчик не принимал фактически обоснованные затраты. Для реализации олимпийских проектов мы брали кредиты. Принципиально эта ситуация была для всех объектов и заказчиков, но какие-то объекты, как БЛА, неприбыльные, но без больших потерь, а какие-то, как СБТ и совмещенный лот (несколько объектов), были очень проблемные и убыточные.
– Сочинскую стройку курировал Дмитрий Козак. Вы ему говорили про эти проблемы? Как он реагировал?
– Я часто общался с разными руководителями олимпийского проекта (с Козаком, Гапликовым, Рейльяном и др.) по вопросам некачественных проектов, несоответствующего ценообразования, недостаточности финансирования, необходимости компенсации затрат, не включенных в проект, и т. д., но, как правило, отправляли выше, в госэкспертизу и еще куда, как у Зощенко: «Потом когда-нибудь, может быть, половину...» Мы все были загнаны в цейтнот. Например, по совмещенному лоту мы с 2011 г. начали активно требовать от заказчика выноса сетей (более 700), освобождения площадок под дороги и инженерные сети, но в основном самим удавалось договариваться и с местными жителями о вырубке деревьев, сносе сараев и т. д., но в 2013 г. мы уже были в очень сильном цейтноте, и это тоже влияло на наши затраты, увеличивая их.
– В каких банках вы кредитовались и на каких условиях? Подо что они давали кредиты? Понимали ли банки, что деньги они могут не вернуть?
– Кредиты мы брали в разных банках, но основные – это Сбербанк, Альфа-банк, под 9–12% годовых. Общая кредиторская задолженность перед банками на февраль 2014 г. составляла 40 млрд руб. Сроки погашения были разные – от одного года до пяти лет. Целевых кредитов было очень мало, в основном под общую деятельность. Под залог брали финансовые потоки по договорам, основные фонды и прочие активы, и, конечно, были личные гарантии руководителей. Банки, как и мы, рассчитывали, что с нами рассчитаются, иначе они денег не давали, это точно.
– Когда вы поняли, что финансирование не то, на которое вы рассчитывали? Как пытались решить финансовые проблемы?
– Подозрения, что мы попадем под убытки, появились в конце 2012 г., но окончательный ужасный итог мы получили в мае 2014 г. Я лично и сейчас не понимаю, за что с нами так обошлось государство, сэкономив на подрядчиках, только ГК «Олимпстрой» вернул в бюджет, по разным данным, от 20 млрд до 40 млрд руб., но разорили тех, кто был наиболее патриотичен. Мы и сроки срывали, так как строили за свои, кредитные и из других источников. Но «Мостовик», в отличие от многих подрядчиков, и качество не снижал, и безопасность на всех объектах обеспечил, и помогал доводить брошенные другими подрядчиками объекты перед Олимпиадой или помогал, как по Центральному стадиону, спасая ситуацию перед открытием. Беда «Мостовика», что ему достались самые тяжелые работы, СБТ и совмещенный лот, и то, что мы не отказывались помогать там, где было хуже всего, включая благоустройство Олимпийского парка, а затраты на условия работы в «режиме безопасности» вообще никто не рассматривал.
– Изначально вы знали, сколько получите за проект, почему шли на увеличение затрат? Ведь контракты – с жесткой договорной ценой и доказать завышение сложно?
– Изначально, из нашего производственного опыта, мы рассчитывали на объективность госзаказчика, что подтверждали разного уровня чиновники. Главная формула строительства этих объектов при отсутствии проекта была «запроектируйте и постройте качественно и в срок, а после мы компенсируем затраты».
– Насколько вам пришлось увеличивать штат сотрудников под олимпийские стройки? Откуда брали специалистов? Что было самым сложным в олимпийских стройках? Как решали эти вопросы?
– Основной стратегией «Мостовика» с самого его появления в 80-х была подготовка и привлечение нужных высококвалифицированных кадров. Реализация уникальных проектов родила комплексную структуру – наука, проектирование (более 1000 проектировщиков), мощнейшая, самая современная стройиндустрия и современные технологии. В 2013 г. в «Мостовике» было более 20 000 работающих, и беда в том, что на финише олимпийской стройки мы стянули в Сочи очень большую часть своего ресурса. Самым сложным в Сочи у всех заказчиков было то, что почти все объекты имели очень плохую проектную проработку. А ошибки в проекте при строительстве могут дать фатальный результат. Что мы и получили. В итоге мы отработали по максимуму своих возможностей, вложив в олимпийский проект по всем заказчикам 20,6 млрд руб. (в том числе 5,2 млрд руб. инвестиционных – в гостиницу). В 2013 г. выручка компании была более 45 млрд руб.
– Что вы ощутили, когда все объекты были сданы? Сказал ли вам кто-то из должностных лиц «спасибо» за работу? Если да, то кто. Если нет, то как думаете, почему?
– Когда все объекты были сданы, уже во время Олимпиады почувствовал опустошение. Во время Олимпиады был в Сочи, мы помогали в эксплуатации наших объектов. «Благодарность», конечно, получил – назвали антигероем. Сейчас в «Матросской Тишине», наблюдая со стороны, как растаскивают «Мостовик» за копейки, понимаю, может быть, и правильно – нельзя так слепо верить чиновникам. В итоге пострадал и бюджет Омской области, и около 100 000 омичей – людей хороших, квалифицированных, патриотов. И после Олимпиады «Мостовик» можно было спасти – доверив нам Керченский мост. Мы официально предлагали построить за 155 млрд руб. Но и не только этот объект. У нас было действующих контрактов более чем на 50 млрд руб., а перспективных, в основном за пределами России, – более чем на $40 млрд. Кредиторам был выгоден работающий, а не мертвый «Мостовик», но нас просто убили.
– Как вы стали подрядчиком океанариума во Владивостоке? Какова его контрактная стоимость? Кто конкретно курировал эту стройку? Почему объект так и не был построен? Кто конкретно в этом виноват?
– Приморский океанариум строили с 2005 г. по поручению президента России Путина. Его строительство вело управление делами президента (УДП) за счет средств благотворительного фонда «Константиновский». Эта финансовая схема позволяла заказчику привлекать исполнителей без публичных торгов, вести строительство без проекта и по мере реализации менять основные параметры и правила. Первоначальная стоимость океанариума оценивалась в $233,6 млн (в рублях – около 8 млрд). Но с переносом на остров, с включением большого количества необходимых объектов и уточнением параметров стоимость всего комплекса с оборудованием и гидробионтами по заключению ГГЭ составляет примерно 19,5 млрд руб. Проектирование и строительство вел консорциум в составе лидера, тайваньской компании Huang Green Country Industrial, генпроектировщика «Приморгражданпроект», генподрядчика ООО «Кассандра». В начале 2010 г. на объекте сложилась крайне плохая ситуация. За пять лет проект не был разработан. Лидер объявил о выходе из проекта, а генподрядчик выполнял работы только подготовительного периода. Деньги, 700 млн руб., потратили, но видимых результатов не было. Учитывая большой проектно-производственный потенциал и то, что «Мостовик» имел мощную базу во Владивостоке на строительстве моста на о. Русский, УДП настойчиво предложило нам стать и лидером консорциума, и генподрядчиком на строительстве этого интересного объекта. В марте 2010 г. заключили договор. И здесь «Мостовик» ловко подставили под выполнение уникального объекта без проекта, заказчик принимал выполненные работы по заниженным расценкам, навязывал нам неисполнительных субподрядчиков и занимался вымогательством.
– Почему же вы согласились работать без проекта?
– Потому что в начале, при подписании договора, мне гарантировали, что в ближайшее время получат положительное заключение госэкспертизы, но этого не случилось. Более того, проект оказался низкого качества.
Эта ситуация требовала или бросить объект и поссориться с УДП, или впрягаться во все вопросы и тянуть до получения утвержденного проекта и завершения стройки. Несмотря на все сложности строительства на острове, без какой либо инфраструктуры «Мостовик» сам активно проектировал и успешно строил научно-образовательный и культурно-развлекательный комплекс, расположенный на 90 га п/о Жидкова на о. Русский. «Мостовик» и я лично пережили много разных стрессов и проблем на этом объекте, но осенью 2011 г. запустили в работу научно-адаптационный корпус, а к концу 2013 г. смогли выполнить все основные строительно-монтажные и сложные пусконаладочные работы, что составило 94% от общего объема работ (хотя заказчик принял только 57% из-за отсутствия проекта; проект прошел экспертизу только в июле 2014 г.). Оставалось, как говорили строители, только «накрасить губы» – выполнить декорации и закончить чистовую отделку с благоустройством. Но сразу после проведения Олимпиады банки одновременно предъявили требования на досрочное погашение всех кредитов. Это остановило жизнь «Мостовика».
– Почему они потребовали досрочного погашения?
– «Мостовик» допустил просрочку по одному из многочисленных кредитов. Мы обратились к банкам с просьбой о пролонгации сроков исполнения обязательств. Большинство банков (их было около 14), кроме Альфа-банка, были согласны с пролонгацией. В начале марта 2014 г. Альфа-банк выставил претензию о досрочном погашении всей суммы кредитов в размере около 8 млрд руб., и это вызвало цепную реакцию всех остальных банков. В дальнейшем Сбербанк, как самый крупный кредитор (около 19 млрд руб.), более внимательно изучал ситуацию и пришел к выводу, что лучший вариант – дать возможность работать. Альфа-банк оказался единственным банком, который был против этого пути развития.
– Вы понимали, что строительство океанариума ведется по поручению президента и в случае незавершения стройки крайними окажетесь вы?
– Даже в этой сложной ситуации, понимая важность объекта и высокую степень его готовности и необходимость выполнить данное президенту обязательство по срокам, мы нашли вариант завершения этой стройки. Сбербанк, в свое время предоставивший «Мостовику» гарантию под этот проект, вынужден был «раскрыть» гарантию для завершения строительства и перечислил 2,9 млрд руб. заказчику, оформив это как кредит «Мостовику». И если бы заказчик выполнил свои обязательства – направил эти целевые средства на завершение строительства, то приморский океанариум был бы введен в эксплуатацию, как обещали, в сентябре 2014 г. Но и тут заказчик нагло обманул. Из полученных средств на строительство направил лишь мизер – 200 млн руб., а остальные расположил на депозит и другие нужды УДП. Кто виноват в том, что случилось? Мы построили уникальный объект без проекта и не завершили его не по своей вине.
– Есть ли связь с тем, что вас арестовали накануне визита президента на этот объект? Правда ли, что вы собирались доложить ему о ситуации и вас «перехватили»?
– Есть ли связь, что именно в это время наспех возбуждали дело и меня арестовывали? Может, и есть, я точно не знаю. Да, я собирался вылететь и дал подробную справку в контрольное управление президента. Очевидно, что эффективно и за «наши» целевые довести объект должны были мы. При этом очень большой объем выполненных работ заказчик не принял до сих пор. А может, принимает сейчас от другого исполнителя, куда по-воровски утекло закупленное оборудование и материалы? Многие наши работники перешли на работу в РСУ УДП, и строительство объекта в настоящее время завершается.
– Вас подозревают в совершении мошенничества в особо крупном размере при строительстве океанариума, обвиняют в уклонении от уплаты налогов и невыплате заработной платы работникам «Мостовика». Насколько обоснованы эти обвинения?
– Приступив к строительству этого сложного объекта, и я лично, и «Мостовик» попали в большую административную и финансовую зависимость от заказчика– лично от Андрея Поплавского (экс-директор ФГУП «Дирекция по строительству в Дальневосточном федеральном округе»). Проект, и то только первой очереди, получил отрицательное заключение. А на вторую очередь, основной океанариум, оказалось, вообще нет проекта. Выполненные работы принимаются по заниженным расценкам, с припиской, что они будут пересмотрены после получения положительного заключения госэкспертизы. В этих условиях «Мостовик» сам начал разрабатывать почти всю рабочую документацию, но ее применение должно быть согласовано с заказчиком. После подписания договора заказчик стал требовать перечислять ему незаконные деньги – 5–10% от сумм финансирования. Я отказался, но это пагубно повлияло на ход работ. Нужно было разрывать контракт и обращаться в правоохранительные органы. Но из интернета и прочих источников было известно, что подрядчиков, пожаловавшихся на заказчиков УДП, они разорили и тем пришлось сбежать в Англию. Я вынужден был согласиться с вымогательством, но не на 5–10%, как требовал Поплавский, а только на то, что смогу решить. Таким образом, мы передали Поплавскому за эти годы 120 млн руб. Конечно, я считаю себя виновным в том, что согласился с этим вымогательством, но меня заботило выполнение контракта, данных обязательств руководителю России и стабильная работа многотысячного коллектива. Да, я пошел на сделку со следствием и не только все рассказал, но и доказал и сообщил все известные мне обстоятельства этой преступной деятельности.
– Вы имеете в виду вымогательство?
– Да. Факт вымогательства.
– Вас обвиняли, что вы растратили 1,9 млрд руб. Откуда взялась эта сумма?
– Такого обвинения – в растрате 1,9 млрд руб. – мне не предъявлено. Важно, что «Мостовик» по океанариуму получил финансирование на 15,877 млрд руб., а произвел затрат на сумму 17,781 млрд руб. То есть мы вложили собственных средств 1,9 млрд руб. Но, как я уже говорил, не все работы у нас приняли.
– Знаете ли вы, в каком сейчас состоянии «Мостовик»? Какая там финансовая ситуация? Кто сейчас формально является владельцем компании?
– К великому сожалению, мое детище «Мостовик» безжалостно и во вред работникам и кредиторам в стадии банкротства, из которого, скорее всего, нет выхода. Сейчас людей сократили, идет распродажа активов. Деталей я не знаю, так как нахожусь в полной изоляции в тюрьме для особо опасных преступников.
– Есть мнение, что каждый бизнесмен, да и политик, в России уязвим: если перебежал дорогу вышестоящим чиновникам или предпринимателям, более близким властям, то его в два счета могут запереть в тюрьму, отобрать бизнес. Разделяете это мнение? Если нет, то почему?
– В самом вопросе содержится ответ. За этот год я, к великому сожалению, видел много разных «отпетых мошенников» и политиков со схожей с моей судьбой. Почему это происходит? Я считаю главной проблемой безразличие наших людей к тому, что происходит рядом, не с ними. А потом и с ними произойдет то же. Когда-то это уже было. Было, и не раз. Но самое печальное то, что многие креативные, талантливые предприниматели сами распродают или у них отнимают бизнес рэкетиры в погонах и чиновничьих мундирах и они уезжают из России. Уезжают самые лучшие, способные начать с нуля где-то, но не на родной земле. Это гибель для экономики и жизни в России. Один мой знакомый специалист по недвижимости сообщил мне, что после печальных событий с «Мостовиком» и мной из Омска резко возрос отток – до 5000 человек в месяц. О каком развитии может идти речь?
– Считаете ли вы, что суд в России справедливый и беспристрастный?
– Вы хотите, чтобы я в ответ повторил: «Да здравствует наш суд – самый гуманный суд в мире!»? Так, кажется, герой Вицина воскликнул в «Кавказской пленнице»?
– Каковы условия содержания в сизо? Каков распорядок дня?
– Так просто на этот вопрос о жизни в тюрьме не хочу отвечать. Это больной вопрос и непростой вопрос.
– Ваша супруга ранее говорила, что у вас есть хронические болезни. Какие? Получаете ли медицинскую помощь?
– Да, есть, и серьезные, но я справляюсь. Благодарен медикам сизо. Меня даже принудительно (хотя я не то чтобы сопротивлялся – не знал) госпитализировали. В тюремной больнице я был более двух месяцев. Мне передают все необходимые лекарства, и я сам себя контролирую.
– Допускаете ли вы вынесение против вас обвинительного приговора с отбыванием срока в тюрьме?
– Да, допускаю.
– Вот Евтушенкова в свое время тоже поместили в сизо, потом выпустили. Есть версия, что проблемы появились у него из-за того, что он не соглашался продавать один из своих активов – «Башнефть» – структурам, близким к руководству «Роснефти». Уголовное дело было элементом давления на Евтушенкова. В итоге он лишился акций «Башнефти», но остался на свободе.
– Я не знаю деталей и тонкостей этого дела, поэтому давать комментарии не считаю возможным.
– Не исключаете ли вы, что ваше задержание – элемент давления? Если да, то кто и что от вас хочет и готовы ли вы пойти на их условия?
– Конечно, мое задержание кому-то выгодно и преследует определенные цели. Я думаю, их много. Но главное – чтобы я не мешал в быстром уничтожении «Мостовика». Повторюсь: мы имели возможность спасти компанию и выполнять сложнейшие проекты в России и за рубежом, но кому-то это было невыгодно или более выгодно нынешнее состояние.
– Кому выгодно уничтожение «Мостовика»?
– Есть разные заинтересованные конкуренты. Их имена называть оснований нет.
– Все-таки факт остается фактом – вы сейчас находитесь в сизо, уголовное дело расследуется, последствия предсказать сложно. Для любого человека, даже невиновного, такая ситуация – стресс. У вас было много времени ее обдумать. Как вы считаете, в чем была ваша главная ошибка?
– Да, конечно, я много думал и пережил много стрессов. За 11 месяцев я был в двух сизо и всего в семи разных камерах с самыми разными людьми, разных вероисповеданий, гражданства (Англия, Турция, Украина) и разных обвинений, но в основном за убийства, похищения людей, разбои, незаконное приобретение/хранение оружия, наркотиков, мошенничества и т. д.
Конечно, постоянно, в основном ночами, задавал себе вопросы: где и какие я совершил ошибки. В деталях вспомнил многое. И ошибок совершил много. Но, как вы сформулировали, «главных», «роковых» было три. Я их ранжирую по значимости. Первое – участие в сочинском проекте, то, что мы взяли на себя много сложных проектов. Взяли бы только Большую ледовую арену, мосты, развязки, и все было бы нормально. «Мостовику» без природных ресурсов и государственных финансовых возможностей вставать в один ряд с РЖД, «Газпромом», Сбербанком по условиям участия в Сочи было нельзя! Второе – реализовывать крупные проекты в России без административного ресурса высшего порядка нельзя! Третье – расширяя деятельность «Мостовика», я логично ввел проектное управление, доверив полностью все экономические, финансовые, юридические и прочие вопросы руководителям проектов, в основном моим ближайшим заместителям. Ответственность осталась на мне, а управление проектов – у них, а этого делать нельзя!
– Вы говорите, что одна из ваших ошибок в том, что вы доверили управление проектами вашим управляющим. Они допустили ошибки, в итоге вся ответственность на вас. Какова их судьба? И каково ваше отношение к ним – простить и забыть? Или же наказать за ошибки, которые вам так дорого обошлись? Например, инициировав против них расследования.
– Нельзя разделять возможности совершать любые действия и ответственность за совершение действия. Я не собираюсь прощать, но и оснований для наказания у меня нет. Это моя системная ошибка.